Список форумов
СЛАВЯНСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ
 
 FAQFAQ   ПоискПоиск   ПользователиПользователи   ГруппыГруппы   РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Глава VI. Русь - появление и эволюция

 
Начать новую тему   Ответить на тему    Список форумов -> Антимоксель
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Cancellarius
Постоянный участник

   

Зарегистрирован: 19.06.2012
Сообщения: 726

СообщениеДобавлено: Ср Май 25, 2016 11:27 am    Заголовок сообщения: Глава VI. Русь - появление и эволюция Ответить с цитатой

ГЛАВА VI. РУСЬ: ПОЯВЛЕНИЕ И ЭВОЛЮЦИЯ

Прежде, чем перейти к изложению и разбору дальнейших извращений Белинским истории Руси, необходимо рассказать о том, что же, собственно, понимали под этим словом в IX-XIII веках.
Примерно в конце IX - середине Х веков контроль над восточноевропейской равниной захватил семейный клан, который по имени его легендарного родоначальника принято называть Рюриковичами. Происхождение самого Рюрика достоверно неизвестно. Наиболее вероятным кандидатом является живший во второй половине IX века ютландский (датский) конунг Рорик, своими "подвигами" заслуживший прозвище "язва христианства". Среди земель, которые этот удалой викинг получил в лен от каролингского императора Людовика, был округ Рустринген во Фрисландии (сейчас это северная провинция Нидерландов), что дает основания именно оттуда выводить сам термин "Русь", – тем более, что фризы в те времена были весьма активны в международной торговле и хорошо знали земли на востоке Европы.
Иная широко распространенная версия связывает термин "Русь" со старо-скандинавским словом "rodskarlar" – "гребцы" в значении "экипаж корабля", и шведской провинцией Рослаген (финны и сейчас называют западных соседей "ruotsi"). В последнее время О. Прицак выводил "Русь" из города Родез на юге Франции: по версии этого ученого, именно там появилась международная торговая компания, проникшая в Балтийское море и далее на восток, а кельтское название жителей Родеза "ruteni" перешло сперва в "ruzzi", а затем в "russi". Высказывалась также гипотеза, что имя "Рюрик" происходит от западно-славянского слова "rarog" – "сокол" и было изначально не именем, а титулом вождя балтийских славян (как, например, превратилось в имя собственное название должности регента при польском князе – "пяста"). Это менее вероятно, так как личное имя Рюрик вошло в достаточно ограниченный набор княжеских имен: трудно представить, чтобы князья давали своим детям имена полностью выдуманного персонажа.
Я не буду сейчас обсуждать все многочисленные версии происхождения термина "Русь". Дискуссии на эту тему ведутся с памятного дня 6 сентября 1749 г., когда на заседании Императорской Академии Наук в яростном споре сошлись Г.Ф. Миллер и М.В. Ломоносов. От этой перепалки и пошла великая распря между "норманнистами" и "антинорманнистами", коей и ныне не видно конца и края. Я однозначно не настаиваю ни на норманнском, ни на западно-славянском происхождении Рюрика и его дружины. Судя по их именам, правящая династия и ее окружение имели все же скандинавское происхождение, но уже в третьем поколении постепенно славянизировались.
Наиболее вероятной выглядит (лично для меня!) версия, что "Русь" было изначально понятием не этническим, а социальным [129, с. 57-61]. Династия Рюриковичей и ее варяго-славянская дружина называли себя "русью" в значении "светлых", "благородных", противопоставляя себя "черни", "людям", – обложенному налогами населению покоренных или добровольно подчинившихся правящему клану земель. В значении княжеской дружины термин "русь" употребляется в статье ПВЛ о взятии Киева Олегом:
"И беша у него варязи и словени и прочи, прозвашася русью" [1, стб. 23].
Заметим, что это слова киевского летописца. Новгородский же автор уверен, что превращение варягов и словен в княжью "русь" случилось еще до прихода Олега в Киев:
"И от тех Варягъ, находникъ техъ, прозвашася Русь, и от тех словет Руская земля; и суть новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска" [3, с. 106].
"И седе Игорь, княжа, в Кыеве; и беша у него Варязи мужи Словене, и оттоле прочии прозвашася Русью" [3, с. 107].
Как социальный, а не этнический, этот термин используется и в "Русской правде":
"аще ли будет Русинъ, или гридень, любо купец, или ябетникъ, или мечьник..." [3, с. 107].
Таким образом, здесь "русин" это член княжеского войска, торгового дома или администрации. Так понимает "Русь" и Константин Багрянородный, описывая, как князья объезжают земли подвластных им славянских племен "со всей русью", т.е. своей дружиной [60, с. 51].
Можно предполагать, что эта сложившаяся из разных пришлых (варяжских) и местных (славянских и финских) элементов дружина со временем стала "к вящей славе" выводить себя из какого-то заморского племени "варягов Русь". Так, например, польская шляхта в XVI-XVII веках объявила своими предками давно вымерший народ сарматов, лишь бы отделить свое сословие от польского же народа, "хамовых детей". Вероятно, что такая боярско-дружинная легенда и попала в состав ПВЛ, превратив предков высших классов общества в некое особое племя варягов, такое же как готы, англы, шведы или норвежцы: "сице бо ся зваху тии варязи русь, яко се друзии зъвутся Свие, друзии же Оурмане, Анъгляне, друзии Гъте, тако и си" [1, стб. 19]. Безусловно, это лишь гипотеза, на абсолютной достоверности которой я не могу настаивать.
Не будем спорить, был ли род Рюрика первой "русью", явившейся на Волхове, Волге и Днепре. Даже официальная хроника Рюриковичей ПВЛ упоминает их варяжских конкурентов – Рогволода, Тура, Аскольда и Дира. Сам термин "русь" впервые был отмечен в 839 г., когда посольство от "кагана русов" посетило византийского императора Феофила и франкского Людовика. Возможно, именно с этой поездкой были связаны золотые монеты Феофила, найденные в погребении скандинавского вождя в огромном Гнездовском могильнике под Смоленском, т.н. "могиле №. 47". Мы уже упоминали гипотезу, что центром "русского каганата" могло быть Саровское городище под Ростовом. О. Прицак, в свою очередь, предполагал, что редакторы ПВЛ искусственно соединили в одну династию трех различных персонажей: правившего в Ладоге ютландца Рюрика, Олега (он же Лота Кнут) из готской династии Ильфингов, имевшего свою резиденцию в Полоцке, и Игоря из шведско-норвежских Инглингов, первой столицей которого был Ростов. Как бы там не было, но только одна из этих "русей" осталась правящей, и правила ни много ни мало – до 7 января 1598 г.
Со временем название правящей элиты перешло на подчиненные ей земли, которые получили название "Руси" или "Русской землей". В историографии этот термин называется "Русская земля в широком значении". Он использовался для обозначения подвластных Рюриковичам земель и их населения в отличии от иноземцев (половцев, поляков, венгров, булгар, финнов и т.д.). В 1097 г. теребовельский князь Василько Ростиславич говорит о своем желании:
"помыслихъ на землю Лядьскую наступлю на зиму и на лето, и возму землю Лядьскую, и мьщю Русьскую землю" [1, стб. 240].
Здесь "русская земля" противопоставляется земле "лядской". Жители государства Рюриковичей за границей также называли себя одним именем. Описывая свою поездку в Иерусалим в начале XII века, игумен Даниил говорит:
"Мне же худому богъ послух есть и святый Гробъ Господень и вся дружина, русьстии сынове, приключьшиися тогда во тъ день ногородци и кияне: Изяславъ Иванович, Городиславъ Михайлович, Кашкича и инии мнози" [28, с. 113].
Точно так же иноземные наблюдатели XI-XIII веков уже не замечали некогда очень явственную разницу между княжьей "Русью" и всеми ее племенами: подданные Рюриковичей теперь одинаково russe, ruze, rutheni, rossi и так далее. Это важно помнить, когда встречаемся с "размышлениями" вроде: "давай, читатель, поразмыслим: ведь не стали же с приходом князей-норманнов древние киевляне – поляне, древляне, северяне, уличи, дулебы – норманнами? Нет. Никому даже в кошмарном сне не привидится, что с приходом в Киев князя Олега и его дружины, все славянские племена вдруг стали именоваться норманнскими или Норманнской землей" [Б1, с. 67]. Каким боком относятся к "древним киевлянам" древляне, северяне или уличи – тайна сия велика есть. Однако согласимся, что "норманнской землей" славянские племена действительно не стали: "Нормандия" и "нормандцы" появились в нижнем течении Сены, где как раз в это же время угнездились какие-то иные викинги, возможно родичи нашего Рюрика. А вот территория, покоренная им самим и его потомками, стала "Русской землей" и "Русью".
Итак, первым значением этого термина было высшее сословие, вторым – вся подвластная правящей династии территория. Прежде, чем перейти к третьему, необходимо выяснить вопрос о столице государства Рюриковичей и форме, в котором это самое государство существовало.
В конце IX - начале Х в. один из Рюриковичей – князь Олег по версии ПВЛ или князь Игорь по версии польского историка Яна Длугоша – с набранным среди северных славянских и финских племен войском захватил Киев, куда перенес свою ставку. ПВЛ так описывает это провозглашение новой столицы:
"И седе Олегъ княжа въ Киеве, и рече Олегъ: "Се буди мати градомъ русьскимъ" [1, стб. 23].
Эта фраза говорит о том, что ДО появления Рюриковичей Киев НЕ БЫЛ этой самой "матерью городам русским", "Русь" пришла на киевские холмы с княжьей дружиной. Несмотря на весь свой столичный статус, Киев не был исходной точкой создания нового государства, как в разное время стали такими, например Рим, Париж или Москва. Хорошо известный термин "Киевская Русь" имеет чисто "кабинетное" происхождение и нигде в источниках не встречается. Проводя аналогии, Киев можно сравнить не с Москвой, а, скорее, с Санкт-Петербургом, если бы город в устье Невы уже существовал во времена Петра. Перенесение центра княжеской власти на берега Днепра было вызвано желанием Рюриковичей приблизиться к богатым торговым рынкам Византии, куда вел знаменитый "путь из варяг в греки". Кроме того, Киев имел также очень выгодное стратегическое положение: князья с киевских холмов могли одновременно держать под своим контролем пути по Днепру и его двум самым большим притокам – Припяти и Десне.
Однако было бы неправильным рассматривать государство Рюриковичей с обычной для современного человека территориальной точки зрения. Киев был не столицей в нынешнем понимании этого слова, независимым от личности правителя сосредоточием государственного аппарата, а лишь местом пребывания старейшего из князей, главы всего рода. Как формулировали это сами князья: "не голова идет к месту, а место к голове". Поэтому абсурдными являются утверждения о существовании некоего "Великого Киевского княжества", якобы повелевавшего "вассальными удельными княжествами" [Б1, с. 22-23]: великим князем" был глава семейного клана, которому по традиции предназначалась резиденция в Киеве. Вообще, династическое государство Рюриковичей не укладывается в привычные для нашего времени представления. Как замечает в этой связи А.П. Толочко:
"Семья – это и была "форма" государства. Рюриковичи были священным княжеским родом, для которого власть есть неотъемлемой сущностью, а государство – единственно возможным способом существования. Государство даже не является целью существования этого рода, она является самим этим родом, она непосредственно идентифицируется с ним. Создание государства является и организацией жизненного пространства для такой семьи, и, одновременно, как бы побочным следствием жизнедеятельности. Аналогией может служить пчелиный рой, целью существования которого мы считаем воск и мед, тогда как для самих пчел это средства существования. Харизматический род, чьей коллективной собственностью считается власть, мистическим образом соединен с вверенной его опеке землей..." [174, с. 10].
Именно поэтому вся внутренняя политика этой "Рюриковии" определялась не столько союзами или борьбой "Киева", "Чернигова", "Суздаля" и так далее, сколько отношениями старших и младших братьев, дядьев и племянников, тестей и зятьев, всех законных едоков семейного пирога. Установленная Рюриковичами система совместного владения землями получила в историографии название "коллективного сюзеренитета" (этот термин впервые был предложен В.Т. Пашуто). По идее, каждый из членов правящего рода имел в общем семейном владении свою долю, которая в тогдашней терминологии именовалась "причастием". А.П. Толочко считает, что это слово употреблялось в прямом сакральном его значении:
"Свое коллективное господство княжеский род рассматривает как "причастие", вкладывая в это понятие смысл телесного акта, по своему значению аналогичного церковному таинству – причащение святых даров. "Причастие – это присоединение князя к "земле", к общему телу путем выделения ему части" [174, с. 25].
Другое определение сути княжеских отношений употребил в этой связи Е.С. Холмогоров. По его мнению:
"отношения между князьями Рюрикова дома", которым так много уделяли внимание историки, совсем не будут понятны, если забыть, что это отношения между совладельцами общего торгового и военно-политического предприятия. Киевская Русь, и как государство, и как предприятие, считалась совместным владением "торгового дома Рюриковичей". От места в иерархической княжеской лестнице, от порядка наследования мест, зависела общая доля получаемых "чести и славы". По мере выбывания старших представителей рода, князья перемещались на все более и более почетные и выгодные места в управлении общим семейным владением [271].
Именно поэтому неправильными являются представления о якобы "распаде" Руси в XI-XIII веках. По словам А.П. Толочко:
"Раздробленность Руси тщетно было бы искать лишь в XI или, допустим, XIІ веках. Это ее исходное состояние – с тех пор, как Рюриковичи начали осуществлять свое коллективное господство. Попытки концентрации власти в одних руках общественным сознанием безоговорочно осуждаются, "самовластие", "единовластие" допускается лишь как временное состояние при условии отсутствия соправителей. "Не преступати предела братня" – заповедь с прозрачными библейскими аллюзиями, несколько раз повторенная летописью (1054, 1073 гг.), свидетельствует, что такое положение не считалось трагедией. Так называемая "феодальная раздробленность" XII-XIII веков, которую многие исследователи считают ярким примером государственной деструкции, вряд ли воспринималась такой из середины этих веков. Она возникает непосредственно из практики уделов X-XI веков, и, хотя реально увеличивает количество княжений, это не приводит к исчезновению единого тела. Государство едино, пока един род. Отношения в нем, что правда, ослабляются из-за прогрессирующего разрастания и потери солидарности между отдельными ветвями (которые постепенно начинают осознавать себя отдельными родами), но Русь все же мыслится как коллективное наследие" [174, с. 11-12].
По идее князья должны были в порядке старшинства, известном как "лествичное право", перемещаться с одного престола на другой и такое "коловращение" князей действительно происходило. Например, Святополк Изяславич был последовательно князем полоцким (1069-1071), новгородским (1078-1088), туровским (1088-1093) и киевским (1093-1113 гг.), Владимир Всеволодович (Мономах) – князем смоленским и ростовским (1067-1078), черниговским (1078-1093), переяславским (1093-1113) и киевским (1113-1125 гг.). Великое княжение являлось, таким образом, венцом княжеской карьеры, а Киев и его округ считались доменом великого князя, старейшины рода. В Киеве же находилась и резиденция митрополита, главы православной церкви.
Это перемещение, конечно, не имело ничего общего с глупыми выдумками, что, дескать, бедные князья "кочевали от одного селения к другому, где примут" [Б1, с. 20]. Не "селения", а сама княжья братья – по-доброму или по-злому – обычно решала, чья "голова" идет к какому "месту". Циркуляция правящих элит, как ни странно, задерживала (хотя полностью и не предотвращала) обособление разных частей государства и его реальный распад. Как заметил В.О. Ключевский, "благодаря передвижению князей из волости в волость все части земли невольно и незаметно для себя и князей смыкались в одну цепь, отдельные звенья которой были тесно связаны друг с другом". Сознание единства Руси существовало первоначально на уровне "княжих людей", которым волею судьбы случалось побывать и пожить во многих городах, где обосновывались их сюзерены, поскольку "единство княжеского рода позволяло дружиннику переходить от князя к князю, а единство земли – из области в область, ни в том, ни в другом случае не делаясь изменником". По словам Ключевского, "вместе с другим высшим классом общества, духовенством, и, может быть, еще в большей степени, чем это сословие, многочисленный дружинный класс был подвижным носителем мысли о нераздельности Русской земли, о земском единстве" [143, Т.1., с. 204-206].
Однако принятая Рюриковичами система "коллективного сюзеренитета" на практике оказалась далекой от идеала и почти сразу же начала давать сбои. Среди основных причин можно выделить размножение княжеского рода и увеличение количества имеющих право на удел его членов. Уже в XI веке распространилась практика вычеркивания из списка пайщиков малолетних детей умерших членов компании, которых старшие члена рода лишали владений и делали т.н. "изгоями". Тем не менее, число взрослых членов рода продолжало расти, что неминуемо должно было приводить к увеличению количества уделов. Они не были, конечно, "маленьким поселением с клочком земли" [Б1, с. 60], но, тем не менее, братьям Рюриковичам со временем становилось несколько тесновато.
Осложняло ситуацию и вполне естественное желание князей обеспечить наследственность своих уделов. Уже в первой половине XII века выделились несколько семейных ветвей, которые стали претендовать на закрепление за ними определенных территорий и исключение этих земель из общего списка подлежащих распределению уделов. Раньше всех сепарировалось Полоцкое княжество, правда, ценой отказа его князей от участия в общей семейной политике. Куда более типичным был вариант, когда князь хотел и получить новый почетный стол, и закрепить свой предыдущий за членом своей ветви, младшим братом или сыном. В 1097 г. на съезде князей в Любече было принято решение "не преступать предела братнего", отныне же "каждый да держит отчину свою". К началу XII века оформилось разделению государства Рюриковичей на отдельные земли – Киевскую, Черниговскую, Галицкую, Ростово-Суздальскую и так далее, в большинстве из которых утвердилась та или иная ветвь некогда единой семьи. Теперь уже внутри этих земель начала вторично формироваться система перераспределения столов от "младших" к "старшим". Так, князь Игорь Святославич сперва княжил в Путивле (1161-1164), перешел затем в Курск (1164-1178), оттуда в Новгород-Северский (1178-1198) и, наконец, в "стольный" для его рода Чернигов (1190-1202 гг.). Все это вело к дальнейшему дроблению владений, однако, что характерно, при этом внешние границы самих земель менялись очень незначительно.
Дополнительно обостряло положение и стремление "некняжеских" элит некоторых земель самим решать свою судьбу, а не быть предметом раздела и передела семьи Рюриковичей. Этот процесс, конечно, не имел ничего общего с побасенками, что, дескать, "славянские общины лишь приглашали князей их защищать" [Б1, с. 62], а "народ мог свободно выгнать князя и пригласить другого" [Б1, с. 62]. Даже Новгород, который является самым ярким в истории Руси примером эмансипации земли от княжеской власти, не был излишне свободен в своем выборе. Изгнания и приглашения князей новгородцами довольно часто отражали изменения в расстановке сил между главными ветвями Рюриковичей: горожане постоянно учитывали, кто из княжьей братии на данный момент сильнее и влиятельнее, а временами судьба новгородского стола вообще оказывалась разменной монетой в сложных переговорах правящего семейного клана.
Мы не можем, конечно, отрицать бытования, особенно на ранних этапах истории Руси, в определенных ситуациях так называемой "договорной легитимности" княжеской власти, когда "земля" и князь через ритуальное "завоевание" или "приглашение" ко взаимному удовлетворению обменивались символическими полномочиями [175]. Эти инициативы земских элит переплетались с борьбой внутри семьи Рюриковичей и дополнительно – с соперничеством между теми или иными городами. Например, города Суздальской земли выступали на стороне разных претендентов на княжеский престол – в этой борьбе в 1174-1177 гг. дважды победили выдвиженцы Владимира, а в 1216 г. реванш над владимирцами взяла старая столица земли – Ростов. Упорная борьба между князьями и местным боярством вспыхнула в конце XII - начале XIII веках в Галиче, где масла в огонь подливали соседние Польша и Венгрия, а также противостояние между черниговской и волынской ветвями Рюриковичей, которые столкнулись в борьбе за "галицкое наследство". Попытки установить в городе собственную княжескую династию не раз делали в XII веке и киевляне, однако, в конечном итоге, стремления "столицы" к своему освобождению от власти рода Рюрика были жестоко подавлены князьями. О некоторых перипетиях этих событий мы еще расскажем в дальнейшем.
В результате совместного действия всех этих факторов площадь территории, в теории подлежащей разделу между членами всей семьи, к середине XII в. сократилась до собственно Киевской земли. Именно в это время за ней и закрепилось понятие "Русь" или, как она называется в историографии, "Русская земля в узком значении". На страницах дошедших до нас летописей XII-XIII веков – киевских, новгородских, суздальских, волынских – эта "Русская земля" часто противопоставляется другим русским же землям. Это и есть третье и самое позднее значение термина "Русь".
В данном случае "Русская земля" должна пониматься как некое общее владение всей семьи, великокняжеский домен, из которого – в теории – глава рода должен выделять "причастие" своей братии. Это название имеет значение не этническое, а политическое. Обозначая набранные в Киевской области войска, летописцы часто употребляют термин "русские полки", а князья этой земли назывались "русскими" в отличии от "суздальских", "галицких", "черниговских" и т.д. Однако никогда термины "русины" или "русские" не использовались в противопоставлении "суздальцам" или "черниговцам", жители Киева всегда только "кияне". Примером подобного названия для королевского домена – понятно, с поправкой на принятое французскими королями право наследования старшим сыном, а не старшим в роду – может быть имя парижской области "Иль-де-Франс", дословно – "остров Франции".
Оба термина – "узкий" и "широкий" – часто использовались параллельно, и историк при чтении летописи всегда должен разбираться, в каком значении употреблены в том или ином месте слова "Русь", "Русская земля" и т.д. Вот типичный пример: при описании битвы на Лютой реке в 1208 г. летописец постоянно использует термин "Русь" для различения дружин галицких и волынских князей от союзных им польских, венгерских и половецких войск:
"и быша не приехали Ляхове и Роусь, и сошедше препровадиша [перешли – А.К.] рекоу Лютоую. Половцемъ стреляющимъ и Роуси противоу имъ, тоу же Марцелъ [венгерский полководец – А.К.] хороугве своее отбеже и Роусь взятъ ю".
Это – Русь в ее "широком значении". Но буквально через несколько строк она употребляется летописцем уже в "узком":
"Романъ изиде из града, помощи ища в Роускыхъ князехъ" [2, стб. 725-726].
"Русские князья" в данном случае "киевские" – в Киеве в то время сидел троюродный брат и союзник Романа Всеволод Святославич. Таким образом, галицкий князь с войском это "русь" по отношению к венграм, полякам и половцам, но уже "не-русь" – к киевскому. Точно так же суздальские полки не являются "русью" по отношению к киевским, зато становится такой в войнах с соседними булгарами.
Эти разъяснения необходимо сделать, поскольку отмеченная текстами второй половины XII - начала XIII веков разница между "широким" и "узким" значениями термина "Русь" давно уже стала предметом антинаучных спекуляций в украинской националистической мифологии. Во множестве писаний ее адептов, например А.А. Палия, перечисляются все фрагменты летописей, где, допустим, князь едет из Суздаля или Ростова "в Русь", и на этом основании объявляется: "москали"-де никакого отношения к "истинно-украинской Руси" не имели и не имеют [П1]. При этом глоссы летописей, где Суздаль или Ростов называются Русью, из набора цитат, конечно же, выбрасываются "яко не бывшие", – этот шулерский прием для подобной публики весьма характерен, можно сказать, даже обязателен. Естественно, что Белинский иначе и не может, как сослаться на "подделанные Екатериной" летописи, на этот раз, конечно, "древние" и "старинные":
"Люди "Залешанской земли" и их князья были чужими для славянского этноса киевской земли. Они были непримиримыми врагами [что ему и требуется доказать! – А.К.]. Даже древние летописи свидетельствуют об этом. Ни в одной старинной летописи ростовско-суздальская земля в X, XI, XII, XIII, XIV, XV веков не называлась Русью... Петр I, украв у Киева название "Русь, присвоил это имя Московскому государству и его населению" [Б3, с. 65]. "Это же какого шовинизма должны были набраться московиты, чтобы величать Московию XII-XVI столетий Русью или Россией, если ни одна фальсифицированная московским государством летопись в те времена ее так не величала? Летописи знали ту землю как Московию" [Б4, с. 8]. Вот удивительно как-то "подделывали" эти московиты летописи, сплошь себе во вред...
Можно было прямо здесь ликвидировать этот бред парой сотен цитат из русских и иностранных источников, где Суздаль, Новгород, Ростов, Москва и их жители X, XI, XII, XIII, XIV, XV веков однозначно называются Русью, Русской землей, Россией и т.д. Но с целью экономии места эти свидетельства будут приводится по мере повествования. Что же касается знаменитого "указа о переименовании Московии в Россию", то, напомним: этот загадочный документ тщетно ищет уже какое поколение разоблачителей "московской кражи". Мы же исследуем время появления и особенности употребления термина "Русская земля в узком значении" на основе тех летописей, где он и был отмечен: Ипатьевской, Лаврентьевской и Новгородской первой.
Начнем с того, что если Суздаль или Новгород в такую "узкую" Русь не входили, то не входили туда же и весьма многие "истинно-украинские" земли и города:
Чернигов: в 1219 г. князь Мстислав Мстиславич выступает против венгров и поляков "со всими князьями рускыми и черниговьскыми" [2, стб. 733];
Овруч: в 1193 г. князь Рюрик Ростиславич из города "иде в Роусь со всими своими полкы" [2, стб. 678];
Галич: в 1144 г. киевский князь Всеволод Ольгович окружает галичан: "взидоша Русскыи полци на горы, и заидоша и Перемышля и Галича, видевъше же то Галичане, сътъснушаси рекуще: мы сде стоимы, а намо жены наше възмуть" [1, стб. 311-312];
Владимир-Волынский: в 1202 г. волынский князь Роман Мстиславич "скопи полкы Галичьскыи и Володимерьскыи и въеха в Русскую землю" [1, стб. 417];
Исходя из логики Белинского, эти галичане, черниговцы, волынцы и овручане были "непримиримыми врагами" славянского этноса Киева, по какому случаю их и не считали "Русью"? Учитывая бесконечные распри и войны между князьями южной Руси, при "правильном" подборе летописных цитат такой тезис доказать вовсе не сложно. Но мы не будем уподобляться лауреатам даже в малом, и обратимся к вопросу, какое из территориальных значений термина "Русь" – "узкое" или "широкое" – появилось ранее.
И ответ будет однозначным: первой была "широкая Русь", именно в этом значении термин употребляется в ПВЛ. Например, в 980 г. "слышав же се Володимъръ в Новегороде, яко Ярополкъ уби Ольга, убоявся бежа за море. А Ярополкъ посадники своя посади в Новегороде, и бе володея единъ в Руси" [1, стб. 75].
И так понятно, что Киевом Ярополк владел и до того, как выгнал Владимира, но "един в Руси" оказался лишь после бегства брата за море.
Единственным местом ПВЛ, где уже начинает возникать "Русь в узком значении", является широко известная глосса "поляне, яже ныне зовомая русь" [1, стб. 25-26]. На основании этого места официальная советская историческая школа академика Б.А. Рыбакова строила вавилонские башни, доказывая самобытное происхождение славянской Киевской Руси от "полянских русов" с реки Рось и гневно опровергая "лживые измышления буржуазных норманнистов" о возможности появлении этой самой "руси" вне границ СССР.
По своим (и вполне понятным) причинам, эту точку зрения принимает, в основном, и украинская историография, и, конечно же, местная певдонаука: "была древняя земля вокруг града Киева, и проживало на той земле древнее племя – поляне. Вот поляне и были – русью" [Б1, с. 24]. На самом же деле эта глосса ПВЛ, говорит нам нечто иное и обратное: название Руси закрепилось за землей полян НЫНЕ, т.е. во время работы летописца, в начале XII века, а РАНЕЕ полянская земля преимущественно "Русью" не называлась – что и видно по материалу той же ПВЛ.
Выделение великокняжеского домена, "Русской земли в узком значении", происходило в первой половине XII века. Первый же пример противопоставления Киева как "Руси" другим землям Рюриковичей зафиксирован в Новгородской первой летописи аж под 1135 г., лет триста спустя после первого достоверного упоминания "руси" как таковой: "въ то же лето, на зиму, иде въ Русь архепископъ Нифонтъ" [3, с.23-24].
Под 1141 г. "узкая Русь" впервые замечается в киевской Ипатьевской летописи: "бежащю же Святославоу из Новагорода, идоущю в Роусь" [2, стб. 308].
И, наконец, в 1144 г. этот термин попадает уже в суздальскую Лаврентьевскую летопись. Причем характерно, что "русской земле" противопоставляется никакая не залешанская, а самая, что ни на есть "украинская" – галицкая: "совокупи вси князи Русскии Всеволодъ, и иде к Теребовлю, и выиде противу имъ Володимеръ весь совкупивъся к Теребовлю, и Оугры приведъ" [1, стб. 311].
Теперь именно к одной Киевщине как домену великого князя и стал относиться принцип "причастия". Естественно, что его могли реализовать лишь сильнейшие из князей, поскольку отношения между Рюриковичами постоянно переходили в дружеские семейные потасовки. В теории-то все было вроде ясно, Киев принадлежал старейшему князю, но вот с определением этого "старшинства" постоянно возникали проблемы. Например, было непонятно, кто же "больше" – старший по возрасту племянник или младший дядя (только в XV веке уже в Московском государстве удалось вывести и внедрить формулу "старший сын четвертому дяде в ровню", что позволило пресечь такие распри среди боярских родов). К этому добавлялись обычные человеческие амбиции и нормальное желание власти. Так что братцы Рюриковичи регулярно толкались боками, выясняя вопрос, который некогда так волновал "братьев" Балаганова и Паниковского: "а ты кто такой?!"
Тому из князей, кто добывал себе Киев и его область, "узкую" Русь, теперь приходилось делиться добычей со своими союзниками. В раздачу тогдашним "любым друзям" шли киевские пригороды, – Вышгород, Белгород, Треполь, Василев, Торческ... Вот, например, в 1174 г. в столицу въехал луцкий князь Ярослав Изяславич и сразу же получил такое письмо из Чернигова от тамошнего Святослава Всеволодовича: "река ему на чемь еси целовалъ крестъ, а помяни первыи рядъ [договор – А.К.], реклъ бо еси еже сяду вь Киеву то тебе наделю, пакы ли ты седеши вь Кыеве, то ты мне надели, ныне же ты селъ еси, право ли криво ли, надели же мене".
Это умилительное "право ли, криво ли, а дай мне кусок" типично для семейных отношений "детей лейтенанта Рюрика". Ярослав мигом позабыл крестное целование и отписал, что Киев и все земли по правой стороне Днепра это нашего рода извечные владения: "чему тобе наша отчина, тобе си сторона не надобе". Святослав обиделся и заявил, что "не Оугринъ, ни Ляхъ, но единого деда есмы внуци, а колко тобе до него, только и мне". Надо ли уточнять, что дело кончилось большим мордобитием и двукратным (!) разорением Киева буйными внучатами одного не менее буйного деда? [2, стб. 578].
О многих подобных событиях будет рассказано в дальнейшем. Остается упомянуть о том, как это представление Рюриковичей о своем "родовом праве" на всю Русь дожило до XVI века и какие имело последствия для истории.
Едва освободившись от власти татар, московские князья открыто приняли титул "государей всея Руси". Для Ивана III, Василия III и Ивана IV такое титулование значило только одно: мы имеем право вернуть себе все те земли, которыми владели наши предки Рюриковичи, а ныне незаконно владеют польско-литовские Гедиминовичи-Ягеллоны. И практический вывод был сделан в 1493 г., когда московские бояре заявили литовским послам о своем государе и его титуле: "чем его Бог подаровал от дед и прадед от начала, правой есть уроженный государь всеа Руси; и которыми землями Бог его издарил, то он и писал" [46, с. 50].
В вывихнутом сознании Белинского вопрос о стремлениях московских Рюриковичей вернуть свое наследство существует в виде двух противоположных по смыслу фантазий. Одна из них гласит: Иван Грозный "еще не посягал на саму землю Киевской державы и киевский престол" [Б3, с. 6]. Абсурдность таких заявлений легко доказывается путем их сопоставления с историческими источниками. Начнем с польско-литовских. В 1569 г. во время сейма в Люблине сама необходимость присоединения Киева к Польше доказывалась русской угрозой: "нельзя также оставлять Литве Киев и потому, что она не может защитить его от московского великого князя, ибо тот очень стремиться захватить в свои руки эту древнюю столицу Руси" [176, Т. 4., с. 409].
Литовский автор того времени Михалон Литвин в трактате "О нравах татар, литовцев и москвитян" (De moribus tartarorum, lituanorum et moscorum) с тревогой писал о Киеве: "князь москвитян... всеми силами желает овладеть этим городом, который по сердцу ему, утверждая, что он – потомок Владимира, киевского князя. Немало печалятся и люди его, что не владеют столь древней столицей царей и святынями ее" [92, с. 102-103].
Если принять гипотезу польского историка Э. Охманьского о том, что под псевдонимом "Михалон Литвин" писал секретарь литовского великого князя Венцеслав Миколаевич, следует признать: он знал, что говорил. "Писарь Венцлав" был в составе литовского посольства, направленного в Москву в 1536 г., когда: "просили бояре руских городов Киева, Полотеска и Витепска. Да много о том спорных и бранных речей говорили" [46, с. 162].
Требование возвращения Великим княжеством Литовским "извечных вотчин", в том числе и Киева, поднималось московскими дипломатами с удручающей их виленских коллег постоянностью. Те же защищались разными способами. Самым распространенным было выдвижение встречных претензий. Например, в 1553 г. литовские послы С. Довойна, О. Волович и П. Семашка: "говорили о Новегороде, о Пскове, о Луках, о Торопце, о Смоленске, а называли королевой вотчиной". В ответ им напоминали, каким образом и когда овладели литовские князья русскими городами: "а про городы бояре говорили, что вотчина государева. Да Киев, и Волынь, и Полтеск, и Витепск то было государево же. А то был Витофт взял Смоленск израдою, и Бог свое совершил, Смоленеск извечным вотчичам в руки дал" [46, с. 194].
Иногда же у виленских панов находились и более неожиданные аргументы. Вот в 1563 г. Ю. Ходкевич, Г. Волович и М. Гарабурда заявили в Кремле: "а что просите Киева, и Волыни, и Подольские земли, и королю на чем остатись? Так де и Великое княжество отойдет. А Каменец, и Галич, и Берестень, то Короны Польские, и нам делать того нельзя, потому что с нами Рады Польские нет" [46, с. 243].
А в 1549 г. С. Кишка, Я. Комаевский и Г. Есман: "про Киев и прочие городы говорили, что те городы стояли пусты, и король их строил и людей в них сажал" [46, с. 179].
Следует задуматься: а каких это людей польский король сажал в Киеве и других городах? И не с тех ли это пор завелись здесь всякие паны Духинские и Белинские, торжественно объявившие себя "единственными наследниками"?
Весьма характерно, что московские дипломаты в своих выступлениях регулярно ссылались на права древних князей Руси:
"А о Лифляндской земле многижда королю отказывано, что та земля издельная от прародителей государева, почень от Рурика даньми государю подлежала и крестным целованьем утверждены, что им кроме государей руских иных государей не искати" [46, с. 223];
"А почал ею владети князь великий Ярослав-Георгий Владимерич и в свое имя город Юрьев поставил" [46, с. 263];
"А ныне з Божьей помощью государь царьским венцом венчался по прежнему обычаю, как венчался прародитель его великий государь Владимер Мономах" [46, с. 180].
Заметим, что Иван Грозный в конкретных делах ссылается не на сказочного "августа кесаря", а на своих реальных предков, русских князей. Царь отлично знал, кто он такой: Иван, сын Василия, сына Ивана, сына Василия, сына Василия, сына Дмитрия, сына Ивана, сына Ивана, сына Даниила, сына Александра, сына Ярослава, сына Всеволода, сына Юрия, сына Владимира, сына Всеволода, сына Ярослава, сына Владимира, сына Святослава, сына Игоря, сына Рюрика. Не будем забывать: Русь изначально была именно "родом", а уже потом стала "государством этого рода".
Вторая фантазия Белинского вопреки первой гласит: какие-то там претензии жалкие московитские князьки высказывали, но были они, понятно, нелепыми, необоснованными и для всего мира смехотворными. Авторитетом здесь является, естественно, собрат во "духинщине": "недаром историк К. Валишевский сказал, словно залепив пощечину официальной великорусской идее: "Хотя московские государи и называют себя великим князем или царем "всея Руси", но право на этот титул у них было таким же, как и право их современников английских королей, по которому они себе присваивали герб и корону Франции к своей отчизне" [Б1, с. 300, Б2, с. 159]. Автору эта мысль очень понравилась и он несколько раз ее повторяет, украшая новыми подробностями: "в екатерининские времена Европа уже много лет высмеивала подобное английское поползновение на Францию. Во Франции даже ходили по этому поводу анекдоты" [Б2, с. 159, Б1, с. 94, 256].
В том, что Валишевский станет опровергать право царей России на "собирание земли русской" можно было даже не сомневаться. Вот только его соотечественники в XVI веке куда как серьезнее рассматривали династические претензии московских Рюриковичей на возвращение своих "извечных вотчин". В Средние века право династии было аргументом важнейшим: попробовал бы пан Валишевский явиться ко двору "короля Англии и Франции" Эдуарда III и втолковать этому неразумному всю нелепость присвоения им в герб французских лилий, так одними пощечинами по физиономии этого, с позволения сказать, "историка" дело б явно не ограничилось.
И такие отношения вполне нормально дожили до екатерининских времен. Вряд ли кто решится высмеивать такого совсем не анекдотичного персонажа, как Наполеон. А ведь первый консул непременным условием подписания Амьенского мира с Англией поставил отказ английского монарха от титула "короля Франции" и лилий в своем гербе. И почему-то это требование никому не показалось тогда смешным. Более того, такое чисто "династическое государство", собранное путем брачных союзов, существовало еще в ХХ веке: это скончавшаяся в 1918 г. империя Габсбургов.
Последним резервом Белинского является такая мысль: "в XVI веке в великом Литовском княжестве, в Украине, еще проживали князья старшей династии Рюриковичей, стоявших в династическом ряду значительно выше московских Рюриковичей. К одному из этих родов относилась династия князей Острожских, кстати, доблестно сражавшихся против Московии и московитов" [Б2, с. 291]. Как ни странно, но это – правда. Даже в самой "Московии" проживало тогда великое множество князей Рюриковичей, бывших по счету старшинства выше правящей ими династии. Это, например, все потомки черниговских Ольговичей: князья Оболенские, Долгоруковы, Щербатовы, Одоевские, Репнины, Кашины, Курлятевы и другие. Старше были и потомки князей смоленских, суздальских, ярославских, рязанских, ростовских, белозерских и тверских, а младше московских были разве что князья стародубские.
Только это уже ничего не меняло. Потому что московские князья оказались в XVI веке единственной линией рода, которой удалось сохранить свою независимость, позицию правящих монархов. Точно так же из всех линий литовской династии Гедиминовичей только младшей – Ягеллонам – удалось закрепить за собой корону. При дворе того же Ивана IV состояло немало литовских родов, стоявших в династическом ряду куда выше тогдашних польских королей и великих князей литовских: князья Щенятевы, Голицыны, Куракины, Трубецкие, Мстиславские, Хованские. Но никому из этих бояр и окольничих и в голову не пришло меряться с правящим монархом их бывшего отечества. История любит парадоксы: в 1514 г. во время битвы под Оршей армию литовского Гедиминовича вел Рюрикович князь К. Острожский, а войско московского Рюриковича – Гедиминович князь М.Булгаков-Голица. Но, тем не менее, это была война именно между Рюриковичами с востока и Гедиминовичами с запада.
В заключении главы остается сказать несколько слов и об историческом наследии Руси, ее отношении к государствам, ныне существующим на территории прежней "Русской земли". В общем, здесь ничего нового я не скажу, – наследие это является общим для современных Украины, России и Белоруссии, которые имеют одинаковое право возводить свой генезис к древнерусским временам. Более того, я разделяю предложение, выдвинутое в свое время Д.С. Лихачевым, ввести в употребление термин "руський" для обозначения всего, что относится к государству Рюриковичей IX-XIII веков. Оно было той самой "колыбелью трех братских народов", как некогда франкская империя Меровингов и Каролингов стала такой же "колыбелью" для нынешних немцев и французов. Понятно, что этот факт не может быть истолкован как обязанность всех бывших обитателей данной колыбели снова в нее вернуться. Хотя и не отрицает такого сценария, буде народы трех ныне независимых государств выскажут свою волю к объединению. Спорить о том, хорошо это или плохо, я не считаю возможным, – у каждого из моих читателей есть свое мнение на этот счет.
А в подтверждение этой концепции приведу мнения не российских, а украинских историков, ни одного из которых нельзя упрекнуть в излишней "москвофилии". В ту пору, когда начальник главка еще усердствовал на партийных собраниях, уже нами упомянутый И. Лысяк-Рудницкий жил в среде украинской эмиграции в США, также был некоторое время близок с кругами ОУН, и по своим политическим взглядам являлся несомненным противником СССР и любой кремлевской идеологии. Тем не менее, этот ученый имел смелость признать невозможность исключения России из числа наследников Руси. По словам историка, "государство Владимира и Ярослава не было ни "украинским", ни "российским" (московским) в современном понимании; это было общее восточноевропейское государство эпохи патримониальной монархии, когда еще не существовала национальная дифференциация, как государство Карла Великого не было ни "немецким" ни "французским" [128, с. 26].
Эту же модель для описания отношений к Руси нынешних России и Украины принимает и современный киевский историк Н.М. Яковенко. Она замечает, что в нынешней украинской историографии "психологической инерции российского национального мифа нередко противопоставляются не менее мифологизированные украинские построения, согласно с которыми все княжества Киевского государства, кроме Киевского, Черниговского и Галицко-Волынского, объявляются непричастными к "руськой" (читай – украинской) истории. Абсурдность этого тезиса очевидна: своеобразное политическое устройство, которое ставило Киев в центр "Руськой земли", поднимая его над остальными княжествами, было одновременно и стартовой площадкой "политических биографий" украинского, белорусского и русского народов – точно так, как во Франкской империи "начались" будущие немцы, французы, бельгийцы и т.д. Такой взгляд устраняет необходимость делить "киевское наследство": оно на самом деле было общим, ибо вырастало из общего киево-руського ствола" [178, с. 110].
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение Посетить сайт автора
Показать сообщения:   
Начать новую тему   Ответить на тему    Список форумов -> Антимоксель Часовой пояс: GMT + 3
Страница 1 из 1

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах


Visitor Map
Create your own visitor map!


Powered by phpBB © 2001, 2005 phpBB Group
subRebel style by ktauber
Вы можете бесплатно создать форум на MyBB2.ru, RSS